Президент Бразилии взялся за культуру, и она теперь оживает
Ангольский стиль танца, известный как кизомба, выступает инструментом для изучения сложных, зачастую невыразимых аспектов колониальной истории Бразилии, связанной со странами Западной и Центральной Африки. Фото: Kim Praise/Kizomba Design Museum
Финансирование культуры в стране постепенно восстанавливается после неоднократных сокращений бюджета, предпринятых прежним правительством. Появляются новые проекты, среди которых «временный музей», посвященный истории африканской диаспоры Бразилии
В сентябре в рамках 35-й Биеннале в Сан-Паулу открылся Музей дизайна кизомбы (KDM). Это не традиционный, а так называемый поп-ап-музей. Он предлагает уникальное видение взаимовлияния культур Бразилии и португалоязычных стран Африки через призму музыки и танца. Ангольский стиль танца, известный как кизомба, выступает инструментом для изучения сложных, зачастую невыразимых аспектов колониальной истории Бразилии, связанной со странами Западной и Центральной Африки.
Кизомба возникла в Анголе в начале 1980-х годов. Чувственный танец с томным ритмом на основе электронной музыки, который иногда называют «африканским танго», быстро получил популярность в Португалии, куда в 1980–1990-е из-за гражданской войны в Анголе хлынул поток беженцев. Постепенно кизомба стала модной среди португалоговорящих в африканской диаспоре, особенно в Бразилии.
KDM, трехдневный проект, который проходил на трех площадках в Сан-Паулу, исследовал с помощью серии перформансов и дискуссий проникновение ангольской культуры в глобальные диаспоры. «Мы думали о том, как можно было бы поделиться нашей культурой, больше рассказать о ней и о стойкости ангольцев, и в результате несколько раз приходили к кизомбе», — говорит художник Настью Москито, который вместе с музыкальным продюсером Калафом Эпалангой и арт-дилером Мехаком Вьейрой придумал KDM. «Ангольцы традиционно сталкивались с социальным, политическим унижением и финансовой дискриминацией, — продолжает Москито. — Мы размышляли, как же изложить эти очень сложные, многослойные философские идеи в увлекательной и совсем не дидактической форме».
По словам куратора, есть планы найти физическое пространство для музея в Анголе, Кабо-Верде или в Португалии, в Лиссабоне, где он может быть ближе к своим корням. Но на сегодня проект не имеет «объектно-ориентированного результата».
Название и тема биеннале этого года — «Хореографии невозможного» — предполагают использование различных танцевальных и жестовых практик для изучения «доминирования категорий и определений, которых больше недостаточно для описания мира вокруг нас» — так об этом говорит группа кураторов Биеннале в Сан-Паулу, в которую входят куратор Диана Лима, художница Града Киломба, антрополог Элиу Менезес и художник и директор музея Мануэль Борха-Вильель.
KDM и Биеннале в Сан-Паулу — признаки того, что культура в Бразилии сейчас переживает ренессанс. И все благодаря новоизбранному президенту страны Луису Инасиу Лула да Силва, известному как Лула. В январе, давая присягу, политик поклялся «восстановить страну из руин», в которых Бразилия оказалась после его предшественника Жаира Болсонару.
Пластический язык танца под названием кизомба вроде бы непритязателен, но за ним стоят столетия драматичной колониальной истории. Фото: Kim Praise/Kizomba Design Museum
Лула, который уже занимал пост президента с 2003 по 2010 год, победил на этот раз с небольшим перевесом (до начала предвыборной гонки он больше года отсидел в тюрьме за коррупцию и отмывание денег, обвинения были сняты в 2021 году). Он получил мощную поддержку со стороны художников и музыкантов, выступавших против усиления цензуры, которую лоббировали консервативные группы, связанные с Болсонару, а также против урезания бюджета на культуру, предпринятого прежними властями.
После вступления в должность Лула восстановил национальное министерство культуры, упраздненное при Болсонару, и отозвал указы по сокращению финансирования проектов, подпадающих под действие «закона Руане» (по имени его автора, бывшего министра культуры страны Сержиу Паулу Руане). Речь о налоговых льготах, стимулирующих развитие культуры, для частных меценатов и компаний. В первый же месяц своего президентства Лула выделил на культуру 610 млн реалов ($122 млн), в том числе 37,1 млн реалов ($7,4 млн) на реконструкцию Муниципального театра Рио-де-Жанейро.
«Эти шаги резонируют с темой биеннале, которая стремится выйти за традиционные рамки и переосмыслить культурный ландшафт, где признаются и ценятся голоса всего мирового сообщества, — говорят кураторы форума. — Наша интерпретация биеннале принимает историческую перспективу, размышляя о прошлом и самом феномене времени. Мы хотим подвергнуть сомнению, перевернуть доминирующие парадигмы, пересмотреть жестокое прошлое, которое будто совершает бесконечный цикл, и все это — в стремлении представить более перспективное будущее».
Нашла поддержку также позиция президента по поводу вопросов деколонизации и многообразия. «Хотя биеннале по своей сути не является политической платформой, мы, несомненно, довольны позитивными сдвигами в сфере искусства и культуры, произошедшими после прихода Лулы к власти», — говорят кураторы.
Речь в том числе о назначении бывшей афробразильской певицы Маргарет Менезес новым министром культуры. Она, по словам кураторов, «привела в чувство расформированное министерство и привнесла многообразие и дух деколонизации в бразильские искусство и культуру».
Биеннале в Сан-Паулу, старейшая на планете после Венецианской биеннале, традиционно была тесно связана с политикой и общественными волнениями, наиболее известным из которых стала так называемая Биеннале бойкота 1969 года, когда многие приглашенные художники отозвали свои работы в знак протеста против военной диктатуры в стране.
После смены администрации Болсонару, которая считалась националистической по своему характеру, биеннале этого года стала самой успешной в плане национального многообразия: в ней участвует более 90% цветных художников. «Сейчас Бразилия находится на пути к выздоровлению, — говорит Москито. — Само присутствие Лулы в Бразилии, например, казалось невозможным, срежиссированным событием. Мне кажется, мы и представить себе не могли, что это случится снова. Итак, что это будет значить для нас и остального португалоязычного мира?»
